После ампутации конечностей долго кровоточит рубец. После аннексии Крыма такой же рубец образовался на новой административной границе в Херсонской области. Он ноет, болит, не давая ни спать, ни жить. В Чонгаре, последнем украинском селе на трассе Харьков — Симферополь, эту боль чувствуют все: местные жители, приезжие торговцы, пограничники, бизнесмены и туристы, стремящиеся на оккупированный полуостров.
Крым ощетинившийся
Дорога вдоль Сиваша не отличается разнообразием: водная гладь, белизна солончаков, выжженная солнцем степь. У села Сальково — линия украинской обороны: стволы танков и бронетранспортёров направлены в сторону Крыма. По обе стороны от дороги — таблички "Осторожно, мины!". На трансформаторной будке — размашистая надпись коричневой краской: "Через 2 км — российские оккупанты. Украина — вставай!"
Ещё одна линия обороны у пункта пропуска за селом Чонгар. Дальше — российские окопы, танки, "Грады". На юго-запад тянется огромная очередь из легковых автомобилей и фур. Теперь это визитная карточка Чёрной земли — так с тюркского переводится Чонгар. Если повезёт, в очереди можно провести часов шесть. Если повезёт меньше — двенадцать, пятнадцать. Водитель почтовой фуры признался мне, что в прошлый рейс простоял здесь 35 часов. На второй дороге на полуостров, проходящей через село Каланчак, такая же картина. И это при сократившемся как минимум вдвое потоке туристов. Теперь, чтобы попасть в Крым, нужно очень сильно этого захотеть.
Вместе с замначальника отдела пограничной службы "Чонгар" майором Богданом Шахраем мы едем на служебной "Ниве Шевроле" вдоль очереди, которая кажется бесконечной. Потолок "Нивы" покрыт маленькими порезами — не больше пяти миллиметров длиной.
— Это следы миномётного обстрела, — рассказывает майор. — Там ещё задняя дверь, как решето, и фары разбиты. "Ниву" эту нам из зоны АТО передали...
Майор, крупный, круглолицый общительный парень из Житомира, говорит то на русском, то на украинском. Раньше был начальником мобильной пограничной заставы "Одесса". В Житомире у него остались жена и двое маленьких детей.
Граница — несколько бетонных блоков посреди дороги, на одном из которых прикреплён украинский флаг. Сильный ветер хлещет по лицам, хлопая полотнищем флага. Мы долго стоим и смотрим, как на нейтральную полосу одна за другой медленно переползают машины.
— Видите, нейтралка забита, но машины не впускает российская сторона, — объясняет Богдан Шахрай. — Мы оформляем машину за полторы-две минуты, а у россиян на это уходит минут пять. Ежедневно пропускаем около 500 автомобилей на въезд и столько же на выезд. А могли бы до полутора тысяч.
По обе стороны от нейтральной полосы поля заминированы, капитальное здание рынка на обочине пугает пустотой. Теперь здесь торговля запрещена. Я смотрю туда, где за раскалёнными на солнце крышами машин начинается Крым. Этот край, который я знаю, как свои пять пальцев, теперь отгородился от меня стеной из бетонных блоков и окопами, ощетинился военной техникой.
— Вон там, за Джанкойской телевышкой, стоят российские "Грады", а ещё чуть дальше — системы залпового огня "Ураган", — показывает Шахрай. — Правда, по нам они бить не смогут — слишком близко. Они нацелены на нашу вторую линию обороны в Сальково. Российские боевые вертолёты постоянно летают вдоль границы. Ну и каждую ночь с линии крымских окопов нашу территорию освещают прожекторами. Но даже при мощной огневой поддержке россиянам будет трудно пробиться через Чонгар на материковую Украину. Все стратегические объекты заминированы, площадь минных полей немалая. Если эти объекты "уйдут в воздух", ни танки, ни БТР здесь не пройдут. Разве что небольшие катера на воздушных подушках. Но их будут ждать снайперы.
Я закрываю глаза на несколько секунд и пытаюсь представить эту картину: взорванные мосты, российский морской десант на мелководье Сиваша, Сальково, накрытое "Градами", Богдан, в бронежилете и каске, стреляет из автомата по приближающимся катерам. "Не дай Бог!" — гоню навязчивые образы.
Семь суток за "Славу России"
Месяц назад пограничники задержали в Чонгаре ближайшего соратника Стрелкова-Гиркина, Владимира Ковальчука по прозвищу Сосна. Дежурные смены обратили внимание на дюжего дончанина, который нервничал при проверке документов. Во время разговора в его голосе мелькнули нотки презрения. Тогда к нему применили так называемый контроль второй линии: попросили снять футболку. На плечах оказались синяки от автоматных ремней.
Но гораздо чаще попадаются не террористы, а хулиганы.
— В прошлую среду один гражданин кричал здесь "Слава России!". После этого он сел на 7 суток — за нарушение общественного порядка, — продолжает Богдан. — Мы его задержали, вызвали милицейский наряд, потом выяснилось, что этот человек находился под наркотой.
Пропускной пункт в "Чонгаре" — несколько вагончиков, выкрашенных в национальные цвета, и старая "Газель", в которой пограничники проверяют документы. Ни терминалов, ни таможен, в отличие от российской стороны.
Пропускают не всех. Граждане России, попавшие в Крым через Керчь, пересечь границу Украины в "Чонгаре" не могут. Доверенности, заверенные крымскими нотариусами, — уже с гербами России — здесь недействительны. Как и российские паспорта, выданные в Крыму. Пограничники жалуются на то, что пока неясно, как поступать с крымчанами, которые утверждают, что потеряли украинский паспорт. Для того чтобы получить новый, им нужно выехать из Крыма, а без паспорта они этого сделать не могут. Не пропускают через границу и несовершеннолетних, у которых нет разрешений от родителей на выезд из Украины.
— Время от времени нам предлагают принять в подарок детей, которым мы не разрешаем выехать, — рассказывает Богдан Шахрай. — Как-то человек просто высадил десятилетнего ребёнка, сказав ему, чтобы он сам добирался в Донецк.
Майор Богдан Шахрай уверен, что в случае военной агрессии россиянам будет непросто пробиться на материковую Украину из Крыма
Бесконечная очередь — головная боль для пограничников и способ подзаработать для местных жителей, организовавших недавно продажу мест.
— Кто-нибудь из местных займёт очередь, а потом пропускает перед собой одну или несколько машин, — говорит Шахрай. — Стоило это от 200 до 800 гривен. Потом совсем обнаглели. Стали брать с людей деньги, а сами уезжали. Когда наш пограничник впервые выступил против этой мафии сельского разлива, ему даже пришлось стрелять в воздух. Угрожали ему, мерзавцы.
Об "утюгах", зарплатах и автоматах
На пункте пропуска обращаю внимание на невысокого солдата, сильно припадающего на правую ногу. Говорит, вчера берцы купил, а они, сволочи, мозоль натёрли. Наивный вопрос "А разве вам берцы не выдают?" рассмешил его.
— Выдают, но они расползаются в первые же дни. Мы их "утюгами" называем. Здесь всё приходится покупать самим: и берцы, и форму. Государство даёт нам только автомат с патронами.
Чонгарские солдаты-контрактники вынуждены не только сами покупать себе обмундирование, но и снимать жильё в Геническе, да ещё и по ценам высокого сезона. В самом Чонгаре съёмных квартир нет.
29-летний прапорщик Виталий Флюнт из пограничного города Мостиска Львовской области в Чонгаре три месяца. Худощавый смуглый галичанин пошёл в пограничники, потому что знал: службу будет проходить рядом с домом. Теперь оказался в знойной крымской степи, где из 2700 гривен в месяц полторы тысячи отдаёт за квартиру в Геническе. Часть зарплаты тратит на еду, сэкономленное отправляет домой, где у него остались жена и двое детей.
Прапорщик Виталий Флюнт зарабатывает всего 2700 гривен, но часть зарплаты всегда отправляет жене и детям
С января погранслужба работает в усиленном режиме, по 12 часов приходится стоять на солнцепёке. Или патрулировать 112 км новой границы — именно за такой участок отвечает отдел "Чонгар". Виталий не жалуется: "В Донбассе ребятам ещё тяжелее". Из их отдела в зоне АТО уже служат четверо добровольцев. Ещё столько же ждут отправки.
Отдел пограничной службы "Чонгар" — самый молодой в Украине. Живут пограничники в здании, принадлежащем Службе автомобильных дорог, которое несколько лет почти не использовалось хозяевами. Облупившиеся стены, рассохшиеся окна и запах сырости. Солдаты сами сколотили двухэтажные кровати из старых досок, привезённых местными жителями. Спать неудобно, в комнатах душно и тесно, но деваться некуда. Представители армянской общины, самой многочисленной и богатой в Чонгаре, подарили пограничникам бойлеры, купили продукты; херсонские бизнесмены привезли 7 бронежилетов. Может быть, потому что увидели: чонгарский рубец доставляет боль и этим ребятам, большинство из которых никогда раньше не бывали здесь.
Озимая пшеница на минных полях
Ещё прошлым летом село Чонгар процветало. Возвращающиеся из Крыма украинцы и россияне останавливались здесь, чтобы купить фрукты, сушёные азовские бычки и домашнее вино. Те из местных, кто не торговал на трассе, работали на железной дороге в Джанкое, куда ходили по три электрички в день. Многие возили продавать продукты на тамошний базар. Сейчас все они без работы.
— Когда в селе появились БТР без опознавательных знаков, было очень страшно, — вспоминает глава Чонгарского сельсовета Татьяна Белецкая. — Около четырёхсот "зелёных человечков" тогда залегли вдоль железной дороги, а кубанские казаки стояли на Чонгарском мосту, где проходила административная граница между Крымом и Херсонской областью. Бэтээры ездили по озимой пшенице, люди топтали её, рыли окопы. А потом эти поля заминировали, и до сих пор никто их не использует. Мы четыре раза собирали местных жителей, ходили к их блокпосту с требованием разминировать. Но говорить было не с кем. Нас встречал один и тот же человек с автоматом и кричал: "Стоять! Первый выстрел в воздух, второй — на поражение!"
Чонгарцы не дали свалить Ильича во время февральского "ленинопада". Они считают, что ему нужно сначала подыскать замену
Татьяна всю жизнь прожила на Чонгарском полуострове. После окончания Каунасского политехнического снова вернулась на родину. Один из двух её сыновей погиб при исполнении служебного задания — он работал в милиции. Теперь всех украинских милиционеров, военных и пограничников, стоящих в Чонгаре, Татьяна считает своими детьми. И так же, как своих детей, хочет защитить их от беды.
— За Чонгарским мостом, уже на территории Крыма, никогда не было ни света, ни зданий, — рассказывает она. — А у нас был и пост ГАИ, и ресторан "Чонгар" с гостиницей, и биотуалеты. Всё это отобрали. Хутор из четырёх хозяйств, относившийся к Чонгару, сейчас на российской стороне. Люди там сидели без света и не знали, к кому обращаться: до ближайшего крымского села — 10 километров. Их двор оградили колючей проволокой, а поля вокруг заминировали.
По словам Татьяны, россияне захватили около 70 гектаров пахотных земель Херсонской области, оставив официальную границу с АР Крым далеко позади. После аннексии Чонгар несколько недель был нейтральной территорией, о будущем которой никто ничего не мог сказать. Потом украинские войска подошли ближе, и, наконец, наметилась новая граница.
Интересно, что самым крупным местным фермерским хозяйством до сих пор владеет экс-председатель Генической райгосадминистрации и глава районной ячейки Партии регионов Сейтумер Ниметуллаев. В мае он уехал в Крым, где основал пророссийское объединение крымских татар, которое должно стать противовесом Меджлису. Ниметуллаев был на встрече Путина с крымскими татарами. Камеры зафиксировали, как старательно он конспектировал речь президента России. Местные СМИ часто вспоминали о фразе главы района на одном из совещаний: "Чем вы хвастаетесь? Один миллион 300 тысяч заработали? Да у меня денег больше, чем у вас в бюджете!".
Чеченский след
Длинные рыночные ряды вдоль дороги теперь пустуют. На каждого, кто согласится слушать, торговцы готовы выплеснуть своё отчаяние, злобу, боль от проклятого чонгарского рубца.
Когда-то было почти нереально получить места на Чонгарском рынке. Теперь они и даром никому не нужны
Высокий и широкоплечий Иван Стеценко родился и вырос в Чонгаре. У него несколько торговых точек, которые ещё год назад приносили неплохой доход. Он даже сумел купить японский мотоцикл, о котором мечтал всю жизнь.
— Если бы сразу, когда блокпосты захватили кубанские казаки, начала работать украинская "Альфа", ничего бы, может, и не было, — вспоминает Иван. — Я как-то разговорился с одним из казаков. Оказалось, большинство из них держат в руках автомат впервые в жизни. Он рассказал, что им обещали по тысяче долларов за то, что они постоят на митингах в Симферополе. А потом выдали оружие и отправили на блокпосты. Российские журналисты, которые приезжали к нам, снимали только этих казаков: в кадр не попали шесть российских БТР, стоящих слева и справа.
Иван закуривает и долго молчит, глядя в степь. Кажется, он снова видит эти бронетранспортёры, кубанских казаков, приехавших в Чонгар защищать русский мир, и безоружные украинские пикеты.
— Если честно, сначала у нас все были рады этим казакам, — словно извиняясь, говорит Иван. — В Киеве помните, что творилось? Памятники Ленину зачем-то валить начали. Мы тогда около своего Ленина круглосуточно дежурили: прежде чем свалить, нужно понять, кем его заменить. А не как варвары. Казаки обещали защитить здесь мир и порядок. А когда у нас появился чеченский батальон "Восток", переброшенный из Сирии, мы поняли, что дело плохо. Тогда мои друзья звонили из России и убеждали в том, что русские и украинцы — это братские народы. А я им: "Да при чём тут русские. У нас чеченцы".
Иван рассказывает, что от бойцов "Востока" досталось и ему: вытащили из машины, стали обыскивать под дулами автоматов. Потом отпустили.
— Если бы здешние могли добраться до Путина, они бы разорвали его на куски, — продолжает Иван. — В Чонгаре нет ни одного, кому он жизнь не сломал, оторвав от Украины Крым. И крымчане от присоединения ничего не выиграли. Да, некоторым подняли зарплаты, но выросли и цены, провалился курортный сезон. А многих, бегавших с российскими флагами, уволили. Люди стали всего бояться, как в худшие времена при Союзе.
По живому
Очередь, растянувшаяся с северо-востока на юго-запад, кажется огромным живым организмом. Он поглощает бензин, воду и пищу, а отдаёт едкие выхлопные газы и человеческие страдания. Мне кажется, что этот гигантский металлический червяк создан специально, чтобы вырабатывать ненависть. Кто-то из тех, кто проводит в очереди десятки часов, проклинает Россию, кто-то Украину, но все вместе — границу-рубец, разрезавшую Чонгарский полуостров.
Очередь на границе с оккупированным Крымом
Огромное красное солнце клонится к горизонту, а я иду вдоль очереди и слушаю, что говорят люди около своих машин.
"Авианалёт на Кутейниково…", "бои в самом Донецке…", "В Петровском районе снаряд попал в дом…"
В разговорах перемешиваются названия населённых пунктов и военные термины.
Машина, возвращающаяся из Крыма, притормаживает.
— Что, ребята, как сейчас в Донецке?
— А ты что, в Донецк? Совсем с ума сошёл! Где ты там живёшь? Вот как раз в Куйбышевском районе сейчас самое пекло. Возвращайся назад, парень.
Машины в очереди в основном с донецкими номерами. Изредка попадаются луганские, крымские, харьковские, запорожские, херсонские. Среди легковушек выделяется обычная рейсовая маршрутная "Газель". Под стеклом табличка "Квартал Мирный — квартал 50-летия Октября". В маршрутке несколько женщин и двое совсем маленьких детей.
— Я в городе уже работать не могу! — кричит на меня молодой курчавый шофёр, будто я в этом виноват. — В Луганске уже пять маршруток сгорело. Раньше хоть только по ночам стреляли, так теперь уже и днём.
Люди в этой очереди очень часто кричат. От боли — из-за утраты близких, из-за перечёркнутой жизни, из-за потери жилья и работы. Но мне кажется, что эпицентр этой боли здесь, в Чонгаре. Что все потери этих людей — это часть чонгарского рубца, который прошёл через их судьбы, признают они это или нет.
— Я хочу, чтобы мой ребёнок перестал бояться разрывов снарядов. Я ему говорю, что это гром, но, мне кажется, он не верит.
— Моя донька має вчитися, розумієте? З 1 вересня, а не з 1 листопада, як їй зараз кажуть!
— Как работает "Град", я раньше видел только в фильме "Девятая рота" и никогда не думал, что увижу вживую.
— Они хотят, чтобы я на войну пошёл! Что я совсем идиот? Нет, ребята, война — это без меня. Хорошо хоть в Крыму не призывают.
— Да, я присягал. Но украинскому народу, а он ведь и в Донбассе тоже.
— Скорей бы уже хоть кто-нибудь победил! Всё равно, кто, но только бы скорее...
На автобусной остановке в Чонгаре кто-то написал огромными буквами "Путин — х..ло". Позже кубанские казаки замазали фамилию российского президента. Но в Чонгаре, кажется, нет ни одного человека, который бы не понимал, кто "х..ло" на самом деле.
Дмитрий Синяк, Фокус