О том, что Украинская церковь Московского патриархата (УПЦ МП) будет уходить из-под Москвы, не задумывается только ленивый. Но все же как это будет технически?
Чемодан без ручки
Будет ли «киевская хунта» пытать новоизбранного митрополита Киевского в подвалах СБУ? Или, к примеру, просто подержит несколько месяцев в кутузке, как сделали в 1927 году большевики с будущим первым советским патриархом Сергием (Страгородским)? Или правительство просто «умоет руки», когда несогласных с отторжением от Москвы начнет терроризировать «Правый сектор» — сам по себе уже настолько страшный, что однажды его испугался сам пан Ярош, увидев по российскому телевидению? Сколько священников должно быть убито, а скольких достаточно просто помучить?..
Все эти интересные вопросы рискуют остаться без ответа. Ситуация уже сейчас созрела настолько, что за пределами юго-востока Украины не остается клириков и мирян, всерьез заинтересованных в продолжении зависимости от Москвы. Для большинства духовенства УПЦ МП Москва — это чемодан без ручки: тащить тяжело, а бросить жалко.
«Тащить тяжело», разумеется, епископату. Он уже постоянно теряет приходы, то есть клириков и мирян, и рискует остаться без паствы. По крайней мере, без такой паствы, которая была бы заметна в украинском обществе количественно и качественно, — а другая паства его не интересует. «Бросить жалко» — тоже епископату и почти исключительно епископату. Епископат УПЦ МП понимает, что с ним считаются постольку, поскольку воспринимают как представителей влиятельного сопредельного государства, а собственно духовного влияния на людей у него нет — по крайней мере, в сравнении с национальной украинской церковью Киевского патриархата (УПЦ КП).
Но события развиваются так, что епископату УПЦ МП приходится все более дистанцироваться от Москвы, и на это не повлияют даже грядущие выборы главы их церкви. Если представить себе (почти невозможное), что будет выбран горячий сторонник единства с Москвой, то он наломает дров, окажется в изоляции и только ускорит все процессы. Если представить себе, что это будет какой-то хитрый деятель, который постарается и дальше балансировать между Москвой и Киевом, но преследуя свои отдельные интересы, то можно заранее предсказать, что результаты маневров в сторону Киева будут довольно стабильны и накапливаться, а реверансы в сторону Москвы останутся ритуальными и будут забываться мгновенно. Тогда процесс отделения от Москвы пойдет просто более мягко. А если — особенно вероятная версия — этот деятель будет пытаться балансировать, но сам при этом будет хитрым и мудрым только в глазах своих подчиненных, то все процессы ускорятся. О последнем варианте (тоже почти невозможном) — переходе власти в УПЦ МП к откровенным сторонникам автокефалии — говорить не будем, так как тут все очевидно.
Обобщая, скажем так: выбирать митрополитом Киевским для УПЦ МП можно кого угодно, но плыть она будет только по течению и никак иначе. А течение — оно известно, куда.
Кто какая мать и кому
Итак, направление движения известно. Но, если верить московской церковной пропаганде, придется идти по каноническому бездорожью: якобы для Киева не существует канонически приемлемого способа освободиться от церковной зависимости, кроме одного-единственного пути — получить разрешение от самой же Москвы. Какового разрешения она, разумеется, ни за что не даст.
Потеря Украины для РПЦ МП — это не просто потеря около трети всех приходов и верующих. Это потеря той критической массы, которая позволяет ей считаться самой большой из всех пятнадцати церквей официального православия. После потери Украины она автоматически уйдет на третье-четвертое место. А это повлечет разнообразные тектонические сдвиги в отношениях между теми самыми пятнадцатью церквами, среди которых РПЦ МП любят немногие и не особенно сильно. Дело кончится — еще через пару лет — изоляцией РПЦ МП на всех международных религиозных форумах, включая площадки православно-католического диалога и прочие межрелигиозно-политические дефиле. И уже в самом начале этого процесса международной изоляции РПЦ МП, сразу после отделения Украины, обрушатся акции РПЦ МП на кремлевской бирже. И тогда кремлевские звезды-пентаграммы и зубастые стены перестанут оберегать Московскую патриархию от неуютного соседства с Христом…
Поэтому свобода УПЦ МП, подаренная Москвой, — это было бы такое же чудо, как прохождение Христа сквозь кремлевскую стену: для Бога возможно, но для человека рассчитывать на такое слишком самонадеянно.
Но ведь без каноничности плохо. По крайней мере, грубые канонические нарушения в официальном православии принято либо скрывать, либо объяснять в том смысле, что это вовсе и не нарушения. Тут все похоже на светское международное право.
К счастью для УПЦ МП, как раз каноны на стороне Киева, а не Москвы. Московская версия канонического права никогда не была актуальной за пределами Российской империи и СССР. Дело в том, что подчинение Киева Москве с XVII века признается всеми церквами де-факто, но не де-юре. Де-юре Киев до сих пор подчиняется Константинополю, и ни в Киеве, ни, главное, в Константинополе об этом не забывают.
В 1686 году, под давлением султана, которому было важно в тот момент задобрить Москву, Константинопольский собор вынужден был отказаться от значительной части своей церковной власти в Киевской митрополии. Значительной, но не всей. Вопреки позднейшей московской интерпретации, документы собора 1686 года прямо утверждают сохранение Киева в подчинении Константинополю. Патриарх Московский назначается лишь «наместником» патриарха Константинопольского в Киеве и только от его имени имеет там определенную (ограниченную) власть. За богослужением в Киевской митрополии, согласно решению собора, первым должно всегда возноситься имя патриарха Константинопольского, и только за ним — патриарха Московского. Этим же собором были оговорены важные права автономии Киевского митрополита от Москвы. Все эти решения остались только на бумаге, а Москва их сразу нарушила.
Но в Церкви подобные преступления не имеют срока давности. Поэтому в международном церковном праве признания захвата Москвой Киевской митрополии так и не произошло. Пока стояла Российская империя, это практически ни на что не влияло, но, как только она рухнула, о постановлениях 1686 года вспомнили.
13 ноября 1924 года Константинопольский патриархат издал Патриарший и Соборный Томос, которым была учреждена автокефалия (самостоятельность) Польской православной церкви — на территории нового государства, Польской республики. Помимо слов о практической необходимости дать Польской церкви самостоятельность, Томос содержал такое каноническое обоснование этого шага, которое — как сразу же было задумано — открывало путь и к появлению новых автокефалий. Вот этот ключевой абзац Томоса:
«Первое отделение от нашего престола Киевской митрополии и православных митрополий Литвы и Польши, зависящих от нее, а также присоединение их к святой Московской Церкви произошли отнюдь не по предписанию канонических правил, а также не было соблюдено всего того, что было установлено относительно полной церковной автономии Киевского митрополита, носящего титул экзарха Вселенского Престола».
Но на территории Польши оказалась лишь малая часть исторической Киевской митрополии. Основная ее часть — Украина и Белоруссия, со Смоленской губернией в придачу. (Впрочем, Крым и самый юг Украины — это уже не Киевская, а Готфско-Кефайская митрополия Константинопольского патриархата, имевшая центр в Мариуполе; ее захватили в подчинение российского Синода без каких бы то ни было церковных формальностей указом Екатерины II в 1779 году). Поэтому в 1940-е годы польская автокефалия получила органичное продолжение на Украине и Белоруссии. Епископат для Украинской и Белорусской автокефальных церквей был поставлен во время немецкой оккупации польскими епископами, которые действовали в духе Томоса 1924 года и при согласии Константинополя. Впоследствии эти действия никем, кроме РПЦ МП, не оспаривались. Разумеется, в 1944 году белорусским и украинским епископам пришлось уходить в эмиграцию.
После Второй мировой войны положение изменилось, и Польская церковь «добровольно» отказалась от своей автокефалии 1924 года, чтобы получить ее вновь от РПЦ МП в 1948-м. Но вряд ли в сегодняшней Польше полны благодарности к Москве за якобы спасение ее из «раскола» 1924 года.
В течение 1995 и 1996 годов Константинопольский патриархат принял в свой состав эмигрантские церкви украинцев, исходя из полного признания действительности их архиерейских хиротоний. Автор этих строк был свидетелем той ярости, с которой известие об этом принятии и признании «украинских самосвятов» было воспринято в Синоде РПЦ МП. Все понимали, что эти эмигрантские церкви торят путь для возвращения в орбиту влияния Константинополя непосредственно Украины.
Стратегически для отделения УПЦ МП от Москвы ничего готовить не надо — все уже готово. Есть совершенно отчетливое понимание того, что для Киева именно Константинополь, а не Москва — церковь-мать. Москва для Киева — это как раз церковь-дочь, которая преступным путем лишила мать дееспособности, чтобы присвоить ее имущество.
Константинополь имеет право предоставления Киеву автокефалии и готов это право употребить. Все нерешенные проблемы лежат только в тактической области.
Что остается сделать
Единственным серьезным препятствием, до сих пор не позволявшим Константинополю дать автокефалию украинской церкви, была раздробленность верующих Украины. Эта раздробленность прошла через максимум в 1990-е годы, но затем постепенно уменьшалась. К концу 2013 года она уже почти целиком сводилась к противостоянию на Украине лишь двух церковных организаций — УПЦ МП и УПЦ КП. Остальные группы были настолько малы, что Константинополь мог о них больше не думать. Задача определилась как объединение под церковной властью Константинополя хотя бы только двух церковных организаций.
По числу приходов УПЦ МП более чем в два раза превосходила УПЦ КП. По количеству верующих статистика не велась, но в УПЦ КП утверждали, что картина обратная: за одной церковью больше церковных зданий, за другой — больше людей. Если это и могло быть преувеличением, то не слишком сильным. События, начавшиеся на Украине в ноябре 2013 года и продолжающиеся поныне, очень существенно сдвинули баланс по верующим в пользу УПЦ КП. Достоверной статистики как не было, так и нет, но в украинском обществе это легко ощущается. Но следует понимать, что этим создался лишь благоприятный эмоциональный климат если не для слияния двух церквей, то хотя бы для отделения УПЦ МП от Москвы. Силами одних прихожан оторвать епископат УПЦ МП от Москвы невозможно. Его связи с Москвой держатся вовсе не на прихожанах, а на олигархическом капитале и политике (что на Украине почти синонимы).
Существует ли рецепт переубеждения украинского епископата УПЦ МП? Несомненно, существует, если не забывать об известной многим деловым людям максиме, согласно которой добрым словом и пистолетом можно сделать больше, чем одним только добрым словом. Но главное тут именно доброе слово.
Украинское правительство может не удержаться от соблазна решить проблему УПЦ МП исключительно пистолетом, и это будет огромной ошибкой. Можно (и должно) давить на олигархический капитал, финансирующий зависимость УПЦ МП от Москвы. Тут есть совершенно очевидные пункты, где использование государственного «пистолета» не только возможно, а прямо требуется законом: например, если при расследовании криминальной деятельности бывших президента и генпрокурора не забывать распутывать те концы, которые ведут в Киево-Печерскую лавру. Также можно и должно отменять всевозможные преференции, предоставлявшиеся УПЦ МП, вроде уже обсуждаемой украинскими политиками передачи Почаевской лавры из государственной собственности в собственность УПЦ МП. Также можно подумать о том, насколько законно употреблять название «украинская» для такой церковной организации, которая подчиняется центру на территории другого государства: не следует ли УПЦ МП перерегистрировать с новым названием — либо «русская» церковь, либо какая-нибудь «межславянская»…
Но государственная власть Украины не должна опускаться до беззаконного насилия. Насилие должно оставаться в тех строго ограниченных законом пределах, в которых оно обличает аморальные аспекты связей с Москвой, а вовсе не потворствовать созданию новых мифов о мученичестве за «каноническую церковь».
Все остальное нужно предоставить «доброму слову». Попробуем изложить последовательность возможных тут действий в обратном порядке — двигаясь последовательно от конечной цели к сегодняшней ситуации.
Епископат УПЦ МП легко признает формальный разрыв с РПЦ МП тогда, когда на практике станет повсеместным что-либо из абсолютно неприемлемого для Московского патриархата. Например, сослужения клириков УПЦ МП и УПЦ КП. Такие сослужения в более отдаленной перспективе приближают объединение двух украинских церквей, но такого объединения может и не быть до тех пор, пока обе церкви не объединит Константинополь дарованием одной общей автокефалии. Главное же значение таких сослужений прямо сейчас — демонстрация административной независимости от Москвы.
Пока что лишь один, но весьма известный клирик УПЦ МП, протоиерей Виталий Эйсмонт, публично сослужил с клиром Киевского патриархата. Епископат УПЦ МП предпочел бы не заметить этого факта, но публикации фотографий сослужения в интернете не дали ему такой возможности. В результате клирик был запрещен в священнослужении, но такое решение далось его епископу с трудом. Каждый случай подобного запрещения — это конфронтация с украинским обществом, а для епископов УПЦ МП, людей с тонкой душевной организацией, это нестерпимый дискомфорт. Когда уровень этого дискомфорта превысит уровень дискомфорта от конфликтов с Москвой, епископат УПЦ МП сдастся.
Будет еще эффективнее, если когда-нибудь с УПЦ КП будет сослужить кто-либо из автокефалистски настроенных епископов УПЦ МП. Запретить в священнослужении собственного «собрата и сослужителя» епископату УПЦ МП будет не просто трудно, а практически невозможно. А если его все-таки запретят, то он ведь может продолжать служение как ни в чем не бывало: паства его не оставит, и «Беркута», чтобы выбить его из храма, никто не пришлет. При этом он может продолжать настаивать на своей принадлежности к УПЦ МП, и тем самым лишить ее монопольного центра управления… Тут вообще могут открыться широкие перспективы в области переформатирования церковного управления.
Но важно хотя бы ввести в повседневность УПЦ МП демонстративный саботаж приказаний московского руководства. Саботаж уже есть, но демонстративности ему не хватает.
Уже сейчас повсеместно распространяется практика прекращения поминания имени патриарха РПЦ МП за богослужением. При этом ссылаются на греческую практику, где, в отличие от русской, главного епископа церкви поминают за богослужением только другие епископы, а простые священники поминают только своего правящего архиерея. Но теперь можно переходить к следующему шагу: кто-то из архиереев тоже может перестать поминать патриарха Московского. Вместо него можно помянуть либо «патриархов православных» без конкретных имен, либо и вовсе патриарха Константинопольского…
Для распространения совместных богослужений клириков двух украинских церквей необходимо создавать более широкую среду для их взаимного общения. Это может происходить отчасти по инициативе государства, отчасти по инициативе УПЦ КП, а иногда, может быть, и самой УПЦ МП. Такая среда создается на любых совместных мероприятиях, но более всего — на таких мероприятиях, где есть общая молитва. Начав с совместных молебнов в публичных местах, — которые уже и практикуются, хотя еще и не так часто, как требуется, — можно плавно перейти к продолжению богослужения в храмах друг друга.
Итак, путь несения «доброго слова» ясен: побольше совместных молебнов УПЦ МП и УПЦ КП в публичных местах, затем перенесение таких молебнов в храмы друг друга, затем — сослужения клириков и епископов. Последнее уже и будет означать фактический разрыв с Москвой. Окончательное объединение УПЦ МП и УПЦ КП может подождать до момента дарования канонической автокефалии (будучи условием оного дарования). Те епископы УПЦ МП, для которых такой сценарий неприемлем категорически, — а это ничтожное меньшинство, — успеют отфильтроваться уже на тех стадиях процесса, когда синод УПЦ МП не сможет покарать епископов, вступивших в общении с УПЦ КП де-факто.
Пока что никто не совершал роковых ошибок, и можно надеяться, что все сознательные участники процесса — его субъекты, а не объекты — останутся на высоте: и власти Украины, и простые верующие и клирики обеих главных украинских церквей, а, может быть, даже и кто-то из епископата УПЦ МП.Епископ Григорий Лурье
Справка о авторе. Российский религиозный деятель, патролог и византинист. Доктор философских наук.
Главный редактор журнала «Scrinium. Revue de patrologie, d’hagiographie critique et d’histoire eccl?siastique», посвящённого проблемам патрологии, критической агиографии и церковной истории.
Автор книг «Призвание Авраама: Идея монашества и ее воплощение в Египте» (2000), «История византийской философии. Формативный период» (2006; при участии В. А. Баранова), «Введение в критическую агиографию» (2009), «Русское православие между Киевом и Москвой» (2009), «Жития радикальных святых» (2014), «Течение неба: христианство как опасное путешествие навсегда» (2014).
Известен участием в деятельности Российской православной автономной церкви. Публицист, проповедник.