«Мы мечтали, что они уйдут»
Игорь Бондаренко говорит, что 24 февраля был в Херсоне и о начале полномасштабного вторжения России узнал от сестры.– Где-то в 7 утра мне позвонила родная старшая сестра, она жила в Мариуполе. Такие были слова: «Игорь, все хорошо, мы живы, все нормально, не волнуйся, мы прячемся в бомбоубежище». Я такой – почему? В семь утра, я еще только проснулся, какое бомбоубежище? И тут мы узнаем, что началась война.
– В самом городе их не было, а вот в районе Антоновского моста и на левом берегу были очень тяжелые бои. Поэтому, когда люди говорят: «Вот, Херсон сдали без боя», я скажу, что это неправда. Не было уличных боев, но в окрестностях, на подъезде к Херсону были очень тяжелые бои. И тот мост – два дня его проходили оккупанты. У нас весь город был в ступоре. Кто уже выезжал на Николаев, Кривой Рог, кто остался. Еще никто ничего не понимал, что произошло.
Оккупанты вошли в город в начале марта. Бондаренко вспомнил, как херсонцы проводили митинги против захватчиков.
– Сначала мы так мечтали, что они уйдут или, может, что-нибудь поймут, что война – это все фарс, нам так казалось, что это нереально. А потом, после того, как у нас начали исчезать люди, они уже осмелели, начали разгонять митингующих палками, гранатами светло-шумовыми, стрелять по верху, тогда мы уже поняли, что они не шутят. К нам пришли не просто солдаты, к нам пришли убийцы, мародеры.
Бондаренко рассказал, что многие херсонцы уехали, город «изменился и был опустошен».
– Третий час дня летом – пусто, никого. Ты идешь по центральному проспекту Ушакова, и 3-4 человека на весь проспект. И потому у нас даже 11 ноября не все знали, что город освобожден. Потому что интернета связи не было.
«Поедешь в Крым на подвал»
Сразу после оккупации мужчина понял, что его будут искать.– Потому что я был журналистом, работал на нашем радио «София», потом это стало «Херсон ФМ». Я сотрудничал в информационной плоскости с некоторыми людьми, связанными с патриотическими организациями. Например, у меня очень тесная связь с лидером «Правого сектора» Наталией Вотеичкиной, она – моя подруга с детства.
Впрочем, оккупанты не пришли за бывшим журналистом к нему домой, а задержали, когда он пытался покинуть Херсон.
– Это было 10 августа. Когда я приехал на Каланчак – пропускной пункт (возле админграницы с оккупированным Крымом – ред.), сдал свои документы, прошел «таможенников» (российских – ред.), потом нас запускали к этим ФСБшникам, сидящим в белых кабинках. Меня вызвали, забрали телефон, планшет, вышел ФСБшник, принес стопку бумаг формата А4, на которых были все контакты, которые я удалил за последние полгода.
– Первое, что он у меня спросил: «Кто такая Наталья Вотеичкина?» Затем начался допрос. Они начали мне показывать фотографии из некоторых интернет-изданий украинских, и я так удивился тому, что вся эта информация была подготовлена за 2014-2015 годы.
Представителей российских спецслужб особенно интересовали контакты, найденные у Бондаренко.
– Я сразу начал делать легенду, что я журналистом был до 2016 года, работаю в Польше, показал им документы из фирмы польской, свои загранпаспорта. Смотрите, вот мои визы: 3 месяца там, месяц дома, 4 месяца там, месяц дома. Но мне сказали: «Нет, парень, ты поедешь в Крым на подвал». Меня в тот же день закрыли в железном бронированном контейнере белого цвета. Ни воды, ни в туалет, ничего не было.
«Кулаком между лопаток»
Однако, говорит херсонец, в Крым его так и не повезли.– Приехал белый бус с буквой Z, вышли три парня с автоматами, в брониках, в балаклавах, у одного были капитанские погоны. Натянули мне пластиковые жгуты, накинули какую-то кофту красного цвета на голову, обмотали ее скотчем, все мои вещи, даже кошку в переноске, бросили в автобус и увезли.
– Потом, когда сняли тряпку с головы, я увидел, что вокруг степь, сразу понял, что это Херсонская область, никакой не Крым. И передо мной была яма, шириной метров 2, в длину, может, 3-4 метра, там лежали трупы мужчин. Может, мужчин 8, присыпанные, были видны ноги, руки, лицо даже одного я разглядел. Я не понял, были ли их воины или наши, мне даже кажется, что был один гражданский. Они меня спросили: «Хочешь к ним?» Я говорю: «Нет». И в этот самый момент раздался выстрел единичный, и из кулака мне между лопаток, я упал на колени, они меня подняли, натянули снова красную тряпку, замотали скотчем голову, посмеялись, посадили в этот бус и увезли.
Несколько суток мужчина провел на кафельном полу с замотанной головой и без еды.
– Там был коврик такой, что под ноги кладут, и на том коврике на холодном полу я провел с замотанной головой, я ничего не видел, где-то три дня, а может, и 5 дней. Мне сказали, если сниму эту футболку с головы, то убьют сразу, если буду буянить, охранник пристрелит, ну я вел себя довольно вежливо, спокойно.
Кормить меня начали суток через пять, когда уже сняли с головы тряпку. Воду давали каждый день, жара была, давали бутылку 0,5. Была пластиковая бутылка, чтобы справлять нужду. Я говорю, а если мне нужно будет в туалет? Они говорили ходить под себя. Уже на 5-й день они мне принесли рис, сваренный до состояния клея, и там, по-видимому, была испорченная консерва из их сухпайка с привкусом металла. Вот этим меня кормили. Бывало 1 раз в день, бывало 2 раза в день, по-разному.
«Пять дней напряжения»
Оккупанты предложили мужчине сотрудничество и приказали создать телеграмм-канал, чтобы транслировать их информацию. Бондаренко также припомнил, что ему рассказывали во время допросов и бесед в плену.– Ночью приходил ко мне другой мужчина, он немного был нервный, разговаривал со мной с помощью ног, пару раз шокером бил. Иногда так играл, над ухом мне его включал, и тогда был электронный писк. И он мне рассказывал историю, что «вас», «укропов», «фашистов», надо резать, убивать». Говорил о том, что он «попал в плен в «Правый сектор», его как будто там порезали на куски, поломали, но врачи Донбасса как-то сложили, сшили». Говорил о том, как всех нас ненавидит.
Получив в руки телефон, мужчине удалось выяснить свое местонахождение и отправить родным сообщение с геолокацией.
Мужчина отметил, что время в плену для него было очень тяжелым и напряженным.
– 5 дней своей жизни, когда я был прикован, лежал в этой избушке, у меня мозг за всю жизнь никогда так не работал, знаете, как компьютер. Я спал, просыпался, вспоминал, что я им рассказал, чьи фамилии называл, – это были люди, которые, я точно знал, уже уехали и не находятся в оккупации.
Перед тем как отпустить херсонца, россияне записали видео, где он вроде бы дает согласие на сотрудничество.
– С флагом РФ вывели меня, и я записал такой текст: «Я такой-то такой-то, даю согласие на сотрудничество с вооруженными силами Российской Федерации в борьбе с бандитами и террористами».
- Франция 30 ноября заявила о начале работы по созданию специального трибунала по преступлению агрессии России против Украины.
- Россия заявляет, что такие трибуналы «не будут иметь никакой легитимности, не будут нами приняты и будут осуждаться нами». Об этом 1 декабря сказал спикер российского лидера Владимира Путина Дмитрий Песков.
- По данным МВД, на октябрь украинские правоохранители зафиксировали уже около 40 тысяч военных преступлений, совершенных российскими военными на территории Украины.