Жители села рассказали журналистам проекта "Крым.Реалии" о том, как россияне искали в селе бандеровцев и как забирали мобильные телефоны у детей.
О том, что происходило в оккупированном Херсоне все эти месяцы рассказывал в наших эфирах журналист Константин Рыженко. Совсем недавно он выехал из Херсона.
— Вы тот журналист, который с первых дней нам рассказывал, что происходит в оккупированном Херсоне. До последнего момента вы оставались в этом оккупированном городе и совсем недавно выехали. Я надеюсь, вы сейчас находитесь в безопасности и можете выходить с нами на связь. Вся наша редакция переживала за вашу судьбу. Расскажите, как вам удалось выбраться на подконтрольную Украине территорию?
— Спасибо, что переживали и поддерживали. Это было очень важно и ценно. Бытует мнение, что все, кто остается в Херсоне по разным причинам, – это коллаборанты. Важно чувствовать поддержку с неоккупированных территорий. Выехать было очень проблематично с учетом того что я вел активную журналистскую деятельность, находился в розыске. Мне очень помогли соответствующие структуры из силовых ведомств. Некоторые детали я не могу рассказывать. Но из того, что я могу сказать, подготовка на то, чтобы выехать, заняла в общей сложности около двух месяцев. Я очень много изучил опыта людей, которые выезжали. Каждую неделю этот опыт мог меняться.
Изначально люди выезжали по одной схеме через один маршрут, потом по другой схеме через другой маршрут. Были разные системы обыска, разные варианты допросов: кого-то жестко допрашивали по непонятным причинам, кого-то менее жестко. Я постарался подготовиться к наиболее жесткому варианту проверок и допросов: создавал так называемую цифровую личность, социальные сети для моих документов, которые использовались для выезда, истории поиска. Даже знакомился с разными людьми в социальных сетях, заводил с ними переписки для того, чтобы моя цифровая личность, когда проверяли телефон, выглядела наиболее естественно.
— То есть выйти из оккупированных территорий в обход российских блокпостов сейчас невозможно?
— Невозможно. Там все либо заминировано, либо очень сильно контролируется.
— Как вы в целом можете сейчас описать жизнь в Херсоне? Что изменилось? Где сейчас те активисты, которые выходили в первые недели оккупации на протест?
— Я думаю, что они, скорее всего, либо выехали, либо они задержаны. Их судьба неизвестна. Сейчас уже даже не нужно быть активистом для того, чтобы туда задержали. Можно просто выглядеть подозрительно по мнению русского солдата.
— А какие сейчас настроения в городе? Жители уже привыкли к тому, что в Херсоне нет украинского флага, что есть российские войска?
— Жители не привыкли – жителям приходится молчать. Даже любые разговоры об Украине, России, о спецоперации, о войне, как они пытаются на этом спекулировать, или что-либо касаемо какой-либо символики, оно выглядит в диалоге так, что стоит у вас человек за спиной с автоматом, передергивает затвор и спрашивает: "Ты за референдум или да?" Поэтому публично, даже в разговорах, люди боятся что-то сказать. Есть просто такая повсеместная обреченность на улицах, в разговорах, дома, в социальных сетях. Но люди просто ждут, надеются, что в конце концов в ближайшее время получится деоккупировать Херсон или выехать более безопасно, чем сейчас. Просто молча обреченно ждут.
— У меня еще вопрос по поводу избранного мэра Херсона Игоря Колыхаева. Вы понимаете, как ему так долго удалось оставаться мэром в захваченном городе? Что вам сейчас известно о судьбе Колыхаева? По последней информации, он находится в плену.
— То есть он может находиться и не в плену?
— Вопросов в прессе и в целом в воздухе стало летать настолько много. И после того, как начали появляться вопросы о чрезмерных тратах бюджета в военное время, спустя неделю его внезапно похитили – так совпало. И есть версия, что это похищение было инсценировано для того, чтобы создать такой геройский образ страдальца и обеспечить какое-то алиби, что "в конце концов похитили и его".
— Сегодня полгода полномасштабного российского вторжения в Украину. Вы понимаете, как так получилось, что Херсон так быстро оккупировали? Ведь на том перешейке все восемь лет на административной границе с Крымом стояли украинские военные, там было все в окопах, все заминировано. Что пошло не так?
— Я не военный эксперт, чтобы четко говорить, что пошло не так. Но, наблюдая за коллаборантами, наблюдая за теми людьми, которые пошли сотрудничать, и мы старались максимально идентифицировать и отслеживать их деятельность, я понимаю, что был просто огромный процент людей, которые были либо куплены Россией, либо были чем-то ей обязаны – какое-то одолжение русское ФСБ им в свое время сделало.
Русская разведка настолько глубоко проникла во все структуры, которые были в регионе, что я не думаю, что у них вообще были какие-то секреты. У них была достаточно продуманная карта наступления конкретно по Херсонской области. Были определенные командиры и силовики, которые были куплены, которые в какой-то момент либо не дали нужный приказ, либо сказали отступить, либо еще каким-то образом саботировали оборону. На самом деле, когда идет бой, для этого много не надо: достаточно несколько секунд промедления для того, чтобы удался блицкриг. Поэтому я думаю, что ключевой вопрос – это коррупция и еще раз коррупция.
— Нет, нельзя. Бои были тяжелые. Бои для херсонцев были часто незаметны, потому что они были на той стороне реки – между Новой Каховкой и Олешками, по ту сторону Антоновского моста. И, по факту говоря, когда были бои, люди просто слышали взрывы и видели дым – они не смогли, как в других городах, когда были уличные бои, увидеть горящий танк на улицах города, взрывы, пулеметные очереди, тела защитников или оккупантов. Поэтому есть такое ошибочное мнение, что боев не было. Бои были, и этому есть множество свидетельств. Но, к сожалению, они не увенчались тем успехом, как нам бы хотелось.
currenttime.tv