«Мама, я сломал руку!»
Около девяти утра, звонок с неизвестного номера — но в трубке голос моего ребенка, срывающийся на плач. Пакет с продуктами вываливается у меня из рук в коридоре квартиры, куда я только что зашла, ноги подкашиваются.
А дальше солидный мужской голос, чеканя фразы, сообщает, что со мной говорит старший следователь такой-то, мой сын задержан по статье такой-то части такой-то за нанесение тяжких телесных повреждений: была драка, он кого-то толкнул, и потерпевший такой-то с черепно-мозговой травмой находится в реанимации.
«Когда это всё успело произойти?! — проносятся мысли. — Он же только-только уехал в школу...»
Но раздумывать некогда. Голос велит мне зайти куда-то, где меня никто не будет слышать. Я спрашиваю, всё ли в порядке с моим сыном, и хочу с ним поговорить — сейчас ему перезвоню. «Его вещи изъяты», — отвечает следователь. Я судорожно думаю, куда бежать и что делать.
А дальше следователь сообщает:
— Я должен возбудить уголовное дело, понимаете. Но я этого еще не сделал. Мы сейчас сидим в моей машине. Я рискую работой, понимаете. Но я могу не возбуждать дело...
Я и слушаю, и прокручиваю в голове ранее услышанное.
— Подождите: с моим сыном есть кто-то из учителей? Или как это вообще?
— Нет, мы в моей машине: я, отец потерпевшего и ваш сын. Чтобы не возбуждать дело, нужно двадцать тысяч гривен...
— А кто потерпевший? — его фамилия мне ни о чем не сказала. Включается какая-то логика, и я думаю, что если и был конфликт, то он был в школе, раз произошел во время уроков, а значит, был с кем-то из учеников, но ученика с такой фамилией я не знаю, даже если он из параллельного класса, я бы всё равно, наверное, слышала эту фамилию... И почему отец потерпевшего сидит в машине следователя и слушает про двадцать тысяч, если его ребенок в реанимации?
— Вы можете заплатить эту сумму? — не дает мне опомниться мужской голос.
Но всё как-то не так.
— Вы из какого райотдела? — спрашиваю.
— Из Шевченковского.
«Шевченковский, Шевченковский... — пытаюсь собраться с мыслями. — У нас нет такого района, даже после переименований...»
Я уже почти уверена, что это обман, но чтобы убедиться, думаю, что надо позвонить ребенку.
— Я вам перезвоню, — говорю.
— Нет, вы понимаете, что если вы сейчас положите трубку, я буду вынужден открыть уголовное дело?
— Да, хорошо.
Я положила трубку.
И прежде чем я успела набрать номер сына, а потом его учительницы, потому что сын был на уроке и на звонок не ответил, мне посыпались эсемески о том, что со мной сделают.
Я сама столько раз читала о мошенниках и подобных звонках; знаю случай, когда женщина среди ночи вынесла деньги за сына, который якобы совершил ДТП, и только дождавшись утра сообразила позвонить ему. Но это было так реально — история, следователь... И, клянусь, я слышала голос сына с первой фразой. Психологи, что и говорить.
Пишу об этом случае, чтобы вы были осторожны. И пусть всё будет хорошо".