В начале было слово. И дал его мужчина, о котором, в сущности, не было известно ничего. Только имя — Саша. Сашу рекомендовали в очень авторитетной и значимой организации как человека порядочного и ответственного, но — главное — решающего любые крымские вопросы.
1. Куратор
— Ксения, вы с Антоном можете приезжать на референдум безо всяких опасений, мы вам все организуем. Даю слово. И на участки отвезем, и с правильными людьми повстречаем. — Голос в телефонной трубке звучал перспективно.
— А с Чалым нам интервью организуете? — нагло поинтересовалась у Саши Собчак.
— Ну вот с Чалым не уверен, а с Аксеновым попробуем.
— Ребят, я лично против, чтоб вы ехали сейчас, — принялся канючить Усков на редколлегии. — Поймите и меня, сейчас любое ваше появление в Крыму будет расценено как провокация.
— Блин, Усков, ну я-то за русский Крым, Путин — мой кумир теперь. Почему не сейчас-то? — удивился Красовский.
— Ну потому. Еще ничего написать не успеете, а вас там снимут в ваших тельняшках — и все. Нет «Сноба». Давайте все же обождем пока, — рассудительно пробурчал Усков, опрокинув стакан шардоне.
— У меня как раз есть альтернатива, — оптимистично закричала Собчак. — Школа минета. Давайте все учиться сосать.
— Теперь только учиться сосать и остается, — хмуро буркнул Красовский, хлопнув дверью.
— Ну а что он обижается-то? — удивился Усков. — Через месяц поедете.
Через месяц Собчак снова позвонила Саше. За это время о нем стало известно немного больше. Во-первых, появилась фамилия — Бородай. Во-вторых, изменился масштаб фигуры: из безымянного куратора Саша превратился во всесильного демона «Русской весны». Он мелькал то в Севастополе, то в Донецке. Писали, что вчера утром видели его на баррикадах Славянска, а вечером уже на совещании в Луганске.
— А мы бы вас все равно не пустили тогда, — неожиданно объявил дававший слово Саша. — Прямо в аэропорту бы развернули.
— Ну это было бы даже лучше, — ответила Собчак, — какой прекрасный вышел бы репортаж.
Саша, привыкший, видимо, за последние месяцы управлять судьбами народов, немного обалдел от такой наглости: «Ладно, давайте через недельку приезжайте, я пока на Юго-Востоке, а потом вам все организую».
— На Юго-Востоке? — обрадовался Красовский. — Тогда едем срочно. Пока всех этих кураторов нет на месте.
На следующее утро заспанные герои приземлились в русском Симферополе. Бизнес-класс, под завязку укомплектованный серьезными людьми чиновного вида без единой спутницы-дамы, деловито поспешил к выходу. Сойдя с трапа, Собчак уверенной походкой пошла к черному микроавтобусу с надписью VIP на лобовом стекле. У автобуса стояла красивая улыбчивая девушка, окруженная высокими хмурыми молодыми мужчинами в черных румынских костюмах. По однообразным квадратным носам их туфель и форменным подергивающимся желвакам можно было вычислить, что мужчины встречают московских гостей не по дружбе, а по службе.
— Нам сюда? — Собчак словно кремлевским пропуском помахала перед глазами у грустных своим посадочным в бизнес-класс.
— С чего вы взяли? Вам — туда, — грустный кивнул головой в сторону набитого пассажирами эконома автобуса. Тем временем улыбающаяся девушка распахнула дверь вип-кареты сошедшему с трапа мужчине. Мужчина тоже был невесел, его черный костюм, судя по крою, был сшит в Италии, мягкие туфли — где-то там же. По всему было видно, что служит он в той же организации, где и встречающие, но чином значительно выше.
— Безобразие какое, — Собчак с возмущением втискивалась в автобус с лохами из эконома. — Это ж нарушение всех правил перевозок.
— А ты Бородаю пожалуйся, — прохрипел Красовский, придавленный к дверям мускусной полной бабой-начальником.
Оказалось, впрочем, что до выхода метров двадцать, и вся эта катавасия с автобусом затеяна, исключительно чтобы помучить сто пятьдесят человек. Пограничный контроль-то убрали, а привычка издеваться осталась. Если русский человек утратит эту привычку, если у него вдруг пропадет желание унижать другого русского человека, то Россия падет, исчезнет, сотрется с карты мира и из памяти народов.
Весь следующий час, покачиваясь уже в «мерседесе» на кочках крымских дорог, Красовский думал об этой странной русской потребности. Потребности, сделавшей эту нацию такой непобедимой и уязвимой одновременно. Привычка унижаться спасала русских во всех бедах, при всех нашествиях и войнах. Потребность унижать сплотила русскую империю, покорила соседние народы, поставила на колени два континента. И где бы сейчас волею судеб ни оказывался русский человек, именно невозможность удовлетворить эту потребность вызывает в нем страдания и ностальгию.
Только рабы способны обеспечить империи мировое господство, и только рабам так просто верится в то, что они и есть господа. Именно поэтому с такой радостью жители Крыма встретили на своих улицах суровых людей в камуфляже, которые вмиг заставили подчиниться и самих крымчан, и их недавних украинских хозяев.
2. Виноделы
— Приехали, Красовский. Хватит спать, — Собчак бодро выпрыгнула из минивэна прямо на распаханную грядку.
— Это что такое?
— Виноградники, идиот.
И действительно, по всем склонам холмов, в долине и вдоль дороги, утыкаясь в горный сосновник и прячась в расщелинах скал, росла лоза. Аккуратные столбики, перевязанные проволокой, издалека напоминали шикарно устроенные минные поля.
— Это у нас каберне, а это мы посадили 10 гектар барберы. Я, кстати, Паша Швец.
Невысокий, сноровистый и явно оборотистый человек подал руку Ксении, когда та неуклюже споткнулась об обломок известняка.
— Это ваше все? – спросила Собчак.
— Наше. И хотим сейчас еще немного докупить, — Паша махнул рукой куда-то в сторону Чуфут-Кале.
— И это все имеет смысл? — удивилась Собчак. — Кому-то нужны эти ваши вина?
— Посмотрите, какая почва. Это же известняк. В этих широтах, когда не слишком жарко или холодно, такие почвы есть только в Бургундии. Крым — место, где могут и будут делаться настоящие великие вина.
— А как же вы все это поливаете тут? Воду-то вам хохлы отключили, говорят, — зевнул Красовский.
– А винограду вода не нужна. Чтобы получилось настоящее вино, лоза должна мучиться. Она должна сквозь этот камень пробиться и сама дойти до воды.
— Вот так же и русский человек, — вздохнул Красовский. — Если не пострадает, так дрянью и помрет.
— А тут, глядите, мы сделаем ресторан.
Между виноградниками на холме шла стройка.
— Думаете, сюда будут ездить? — удивилась Собчак.
— Еще как. Я вам гарантирую, что через пару лет тут будет Мекка экотуризма.
— А сейчас где бы нам перекусить? — оглядываясь по сторонам, спросил Красовский.
— Ну поехали уже в Севастополь. Там отличное есть место.
На летней веранде под раскидистыми платанами сидели несколько человек.
— Это, кстати, наши коллеги, — сказал путешественникам Швец. — Владельцы компании Esse, тут это главный производитель нормального вина.
— Ой, Ксения, Антон, это вы? — удивилась симпатичная блондинка.
— Вы и меня знаете? — ошарашенно спросил Красовский.
— Ну конечно. Мы все время читаем ваши репортажи. Я Марианна.
— А давайте мы тогда к вам подсядем, — предложила Собчак. — А вы нам заодно и расскажете, как у вас все устроено.
— Прекрасно, — улыбнулся седоватый качок. — Я, кстати, Руслан.
— Руслан у нас несогласный, — хихикнул Швец.
— Как у вас бы сказали — майданутый, — продолжал улыбаться Руслан.
— Ну это я уже по улыбке понял, — подозрительно прищурился путинист Красовский. — Наши люди просто так не улыбаются. Ну рассказывайте, почему вы нашего Путичку ненавидите?
Руслан: Да не ненавидим. Просто мы хотели, чтобы он у вас остался.
Собчак: Ну и что, вам плохо будет? Теперь вот вы в России, у вас бизнес больше.
Руслан: Мы, в принципе, в Россию продавали, и проблем не было никаких. Но при этом у нас был рынок Украины, который в перспективе имел даже больший потенциал развития. Хотя, конечно, потребителей в Москве и в Питере больше, просто по количеству и по богатству. Но с точки зрения национальной преданности у украинцев это больше развито. То есть в Москве, что бы мы ни рассказывали, будут пить Италию, Францию в большинстве случаев.
Собчак: То есть вы против России голосовали.
Руслан: А мы вообще не ходили. Референдум-то нарисованный был. Смысл ходить? Мы, наоборот, попытались собраться, 20 человек с украинским флагом. Ну нас побили жестоко. Вот, например, мы майдановцы, и есть условный лагерь антимайдановцев. Ни те ни другие реальности не знают, но мы мечтаем о чем-то. Наша мечта — это права человека, право выбора, право собираться на митингах, право доступа в интернет, чтобы никакой сука Колесниченко мне не перекрыл сайт. Право перемещаться по миру. Это вот, для меня это ценность. Это мечта, это будущее. А какая мечта у Антимайдана?
Красовский: Гарантированные пенсии в два раза выше.
Руслан: Это материальное.
Красовский: Материальная мечта — это нормальная мечта. Ее можно потрогать.
Собчак: Много людей, которые думают так, как вы?
Руслан: Мало. «Зомби» смотрела фильм с Бредом Питтом? Вот приблизительно так мы и живем сейчас. Ходим аккуратненько, не привлекаем внимания. Потому что, если ты побежишь, за тобой побежит толпа всех этих вежливых людей.
Красовский: Сейчас мы влетели в Крым, и это такое довольно унылое впечатление, скажем честно. Город Симферополь — это прямо печалька.
Собчак: То есть Антон хочет сказать, что, может быть, для Крыма будет лучше, что сейчас Путин. Любим мы его, не любим, но для него это новая игрушка. Он будет вкачивать сюда деньги, будет расти экономика. Мы летели — весь бизнес-класс забит чиновниками. Люди приезжают сюда что-то там мутить, шуршать. Может, все-таки лучше будет?
Руслан: Нам надо дать возможность. Не надо нам давать деньги. И Украине не надо давать деньги. Украине не надо мешать. Дайте возможность.
Собчак: Ну, вы же занимаетесь бизнесом, вы должны понимать в экономике. Вы понимаете, что сейчас Украина реально банкрот.
Руслан: Ребята, давайте скажем так: да, банкрот. Мы не будем разбирать, почему. Банкротство — это не конец жизни. Начинаем с нуля. Тяжело будет первое время, согласен. Антон, я хочу сказать, не все в деньги упирается. И не все в пенсию. Вот я даже так думаю: сколько я готов зарабатывать? Допустим, я зарабатывал миллион долларов. Готов я зарабатывать 200 тысяч долларов, но имея те ценности, те свободы, которые я перечислил? Вы знаете, готов.
Собчак: Большинство не готовы, понимаете?
Руслан: А это другой вопрос. Я понимаю, большинство. Особенно здесь, в Крыму, в восточной части Украины.
Собчак: Вы обсуждали, что дальше делать?
Руслан: Уехать мы не можем. Потому что виноградники не выкорчуешь, никуда не пересадишь. Мы остаемся. Сейчас у нас вопрос, что нам делать — получить вид на жительство, то есть отрекаться от гражданства российского? Это облегчит выезд за границу, но, с другой стороны, мы понимаем, что часть ограничений уже есть в законодательстве России. Владеть сельхозземлей иностранцам нельзя, допустим. Ну, это полбеды, это можно скинуть на родственников, создать компании. Вопрос в другом: мы не знаем, как сейчас будет ситуация разворачиваться дальше, в горячую фазу переходить.
Собчак: Ну и что вы решили с паспортами?
Руслан: Мы склоняемся к виду на жительство. То есть я не знаю. Я сам русский. Я родился в Симферополе. Мариша родилась в Севастополе. В принципе, по культуре мы все равно русские. Но мы из-за всей этой аннексии стали какими-то националистами украинскими. Хер его знает, как так получилось.
Красовский: А с чего все началось?
Руслан: Чалый здесь собрал 10 тысяч горлопанов, действительно реальных, но мало что понимающих.
Красовский: Чалый — уважаемый мужик?
Руслан: Он реально уважаемый человек. Он не подлец, как многие, кто рядом с ним стоит. Он собрал 10 тысяч народа. То, что это люди-зомби, но они искренние зомби, тоже реально. Я не буду говорить, что они пришли за деньги, не буду обманывать.
Марианна: Нет, они не проплаченные.
Руслан: Эти 10 тысяч человек — да, они были искренние. Но это не та энергия, понимаешь? Все-таки для меня Майдан — это положительная энергия, это энергия вверх. А эта энергия вниз, это некрофилия, это кладбище, это «будем охранять могилы наших отцов и дедов». Это не будущее, это прошлое, понимаешь? Поэтому без «зеленых человечков» эта энергетика бы рассосалась, растворилась.
Красовский: Вот вчера понимающий человек Кашин опубликовал такую фоточку в твиттере, скриншот с его телефона. Типа: «Мне звонили три человека — Тимур Олевский с “Эха Москвы”, известный борец за, так сказать, независимость Украины. И два неопределенных номера». И я вижу, что один из этих номеров — это куратор юго-востока.
Собчак: Вот этот Саша?
Красовский: Саша, да. И я пишу Кашину: «Кашин, а что ты можешь про Сашу сказать?» На что Кашин мне пишет: «Не буду тебе говорить, меня еще убьют». В итоге у всех ощущение…
Марианна: Гаденькое.
Красовский: Что ты делаешь что-то не то, да. У всех. Даже у тех людей, которые делают что-то правильно.
Марианна: На самом деле разница между Киевом и ситуацией здесь в том, что люди там не обливали Россию грязью. Никого Россия в этой истории с Майданом не интересовала по большому счету. Не про Путина была история. Мы, может быть, иллюзии строили на этот счет. Мы-то думали, что не про Путина, а на самом деле-то про Путина!
Собчак: Для него это блестящая возможность, помимо всего прочего, еще и показать, чем может закончиться любой бунт, любая революция. Теперь этим можно пугать еще три поколения.
Павел: Не, ну есть тоже вопрос такой. Реально ли те механизмы майдановские сработали? Есть пословица: революцию делают романтики, а благами ее пользуются подонки. Что будет дальше, тоже не совсем ясно, да.
Руслан: Вот у меня друг в Одессе производит шампанское «Французский бульвар». Он позвонил мне: слушай, как-то не поднимается рука не платить налоги. То есть я же понимаю, что страна в таком состоянии — надо платить. Раньше я бы просто скрыл их, оптимизировал.
Собчак: Такой патриотический настрой есть?
Марианна: В Киеве то же самое…
Павел: Вот, вы говорите, что я толерантен и осторожен, но тоже, понимаете… Смотри, какое небо!
Над столом фиолетовой густотой нависло южное крымское небо.
Небо накрыло бухту, поросшие белыми холмиками домов склоны. В небе плыли боевые корабли и прогулочные катера, мороженщица, экскурсоводы, гопники и менты. В небо воткнулся выросший из него же памятник погибшим морякам, в небе утопал весь этот благословенный поднебесный край. И только люди в камуфляже, вальяжно разгуливавшие по вымокшей в небе набережной, были чужие тут. С земли. С большой земли.
— А хорошие эти ребята винные, — задумавшись сказала Собчак, забираясь на катер.
— Давай напяливай, — Красовский всучил подруге теплый полосатый тельник. — Надо же как-то порадовать читателей традиционными колядками. Ты морячка, я моряк.
— Ой, Ксенечка, — улыбнулась монотонная экскурсоводша, — так вам идет. Такая честь для нас.
— О-о-о-о-о, Собчачка, — кричали вслед небесные гопники. — Сфоткайся с нами. Давай.
Но Собчачка не хотела фоткаться, она хотела поскорей спуститься с этих небес и вернуться на свою милую удобную и серую землю.
— Поехали, Красовский. У нас сегодня еще компьютерщик этот запутинский.
— И татарин антитатарский, — вздохнул Красовский.
3. Топ-менеджер
В офисе программистов было тихо и холодно. Перед входом на фоне разноцветных флагов сидел охранник. На специальной подставке флаги России, США, кажется — Франции. И дыра.
— Это тут украинский был, что ли? — усмехнулся Красовский.
— Точно, — улыбнулся в ответ охранник. — Тут ему не место.
В кабинете, в кожаном министерском кресле сидел невысокий человек, похожий на заместителя министра торговли.
— Это наш генеральный директор Игорь Цимбал, — представила человека девушка-проводник.
Собчак: Правильно ли мы понимаем, что после всех событий, которые произошли здесь с переходом Крыма к России, ваши американские партнеры отказались от сотрудничества с вами?
Цимбал: Ситуация состоит в том, что от нас отказались не наши американские, а, скорее, наши львовские партнеры. Но решение, действительно, принял глава компании, американец.
Собчак: Как он объяснял, что он сказал?
Цимбал: Объяснение, честно говоря, небизнесовое: он сказал, что клиенты не хотят с нами работать.
Красовский: И как вы сейчас собираетесь выстраивать бизнес?
Цимбал: В настоящий момент связались с крупными софтверными компаниями в России, с бывшими конкурентами, там сильно заинтересовались. Дело в том, что, без лишней скромности, IT-индустрия Украины на порядок выше, чем в России.
Красовский: А почему она лучше? Я, честно говоря, впервые об этом слышу, я никогда об этом не слышал ни от американцев, ни от англичан.
Цимбал: Просто так исторически получилось, что, во-первых, программирование было развито сильно, а еще было развито управление. Программирование — это не только программисты, это еще и организация работы — вот она выше. У нас ближе к тому, как это на Западе делается. Если посмотреть на IT-индустрию России, там от трети до половины компаний работает на внутреннем рынке. На Украине работать не с кем. Соответственно, все работают на аутсорсинг.
Красовский: Почему же тогда вы и большинство людей в вашей компании были за то, чтобы Крым и, соответственно, ваша компания отделились от этой Украины и вошли в Россию? Притом что вы говорите: «Ну не знаю, ищем проекты, будем выстраивать».
Цимбал: Это наши личные политические взгляды, мы хотим быть в России.
Красовский: Тогда мне непонятны ваши личные политические взгляды. У вас прекрасная страна, вы номер один в вашем производственном секторе. Чем она плоха?
Цимбал: Вы знаете, для меня, например, просто неприемлемо прославление Бандеры, я Бандеру считаю действительно сволочью…
Собчак: Слушайте, у нас многие считают Сталина сволочью, а часть населения любят Сталина и город в его честь переименовывает на какие-то дни в году. Мне что теперь, в России не жить, что ли?
Цимбал: Вы знаете, может быть, я вам в этом отношении не понравлюсь, но мои дедушки и бабушки до самой смерти Сталина считали хорошим человеком.
Красовский: А на Западной Украине огромное количество людей, которые считают Бандеру героем. Неужели для вас так существенна эта история: Шухевич, Бандера, Сталин? Какое к вам это имеет отношение? Вы не сидели в концентрационном лагере Заксенхаузен, в отличие от Степана Андреевича Бандеры, не брали Прагу, не сдавали Севастополь. Здесь нет улицы Бандеры. Вот одна улица Советская, другая улица Володарского. Ведь вся эта история той войны уже никого не волнует.
Цимбал: Может быть, у вас не волнует, а здесь всех волнует. Здесь 20 лет только и разговоров, что нас оккупировали.
Собчак: Если вас оккупировала Украина, то почему до того, как начались связанные с Майданом события, Крым не подал свой голос за то, чтобы присоединиться к России? Если это такой был больной вопрос?
Цимбал: Я вам скажу на самом деле, больной вопрос был не столько в Россию вернуться, сколько русский язык.
Собчак: То есть мечты вернуться в Россию у подавляющего большинства жителей Крыма не было?
Цимбал: Я не знаю, как у других. Я скажу честно про себя. Я, может быть, видел там не Россию, а СССР. Но когда я говорю СССР — я не говорю «строй», я говорю…
Красовский: Общность. Мы хотим в империю.
Цимбал: Понимаете, у меня была здоровая родина, империя, действительно, и я сторонник империи. Извините, мои предки были офицерами Российской империи, я сам работал в соответствующих структурах, и я, мягко говоря, за империю был всегда. Поэтому я не вижу в этом ничего плохого.
Красовский: Есть такая идея сейчас в России — сделать в Крыму русскую Силиконовую долину, которую пытались устроить в Сколково. Как вы относитесь к этой идее?
Цимбал: Если честно, эта тема совсем не новая здесь. Украина же носилась буквально с этой же идеей.
Собчак: Но вы верите, что это возможно? В Сколково вот не получилось.
Цимбал: Вот, смотрите, 2002 год, Севастополь, у нас здесь IT практически не было, небольшие компании по 15-20 человек. Мы организовались в 2002-м, а уже через 4 года у нас 96 человек, а недавно было 200, и планировалось, что к концу 2017 года будет 500 сотрудников в компании. Работать просто надо, надо ребят организовывать. Надо просто делать.
4. Представитель коренного народа
— Какие они все-таки смешные все, — сказал Красовский, выйдя из компьютерного офиса. — Ты понимаешь, что они сами не понимают, кто они — русские или украинцы. То есть Бандера — ужас-ужас, а промышленность наша — украинская — куда лучше вашей. Русские с ними еще намучаются, вот увидишь.
— Ладно, поехали посмотрим на этого татарина — и в гостиницу, — зевнула Собчак.
Через четверть часа путешественники оказались перед одноэтажной грустной мазанкой с какой-то смешной вывеской. То ли милли-ванили, то ли трали-вали. За дверью мазанки сидел полный мужчина в плохом костюме с русским флажком в петлице — Васви Абдураимов, глава организации «Милли Фирка».
Собчак: Нам вот что интересно. Традиционно в этом регионе татары выступали против присоединения к России. Вы, наоборот, этот процесс приветствуете.
Абдураимов: Хочу сразу поправить. Нельзя говорить, что татары выступали против.
Красовский: Ну «Меджлис».
Собчак: Они, собственно, и есть представители большинства.
Абдураимов: Ну, знаете, чтобы говорить о вопросах большинства и меньшинства, надо иметь статистику. А когда ее нет, это все субъективные оценки. Мы выступали за.
Красовский: И все же не представитель вашей организации, а Мустафа Джемилев из «Меджлиса» летал на встречу с Владимиром Владимировичем Путиным. Это значит, что для Кремля это знаковые люди, да?
Абдураимов: Очень просто. «Меджлис» является хоть и незарегистрированной организацией, но силой, влияющей на достаточное количество крымских татар. Понятное дело, зачем приглашать тех, которые и так свои, которые и так проголосуют, как подсказывает сердце?
Собчак: Смотрите, у «Меджлиса» огромные бюджеты, огромные вливания. Теперь для России, как мне кажется, очень важно заручиться вашей поддержкой, чтобы хотя бы какая-то часть крымских татар была на стороне российской интеграции. А вы сидите в этом очень скромном здании, у вас явно нету какого-то большого финансирования. У вас уже были какие-то предложения от русских?
Абдураимов: Ну, первые официальные контакты были.
Собчак: А через кого? С кем вы связывались?
Абдураимов: Давайте я вам не буду об этом говорить?
Собчак: С Александром? С Сашей, наверное?
Абдураимов: Ну, я этого не говорил.
Собчак: Хорошо. Представьте, что вам нужно завтра выступить на каком-то митинге или на телевидении и очень кратко объяснить людям, почему татарам будет лучше с Россией, а не с Украиной. Что бы вы могли коротко и ясно для народа сказать?
Абдураимов: В Российской Федерации и в возрождаемом новом проекте, в Евразийском союзе, живет более 90% наших кровных братьев-тюрков. Татары, башкиры, калмыки, балкарцы и так далее. И появляется возможность более тесных интеграционных моментов в поддержке друг друга. Если в Украине нас, тюрков со всеми диаспорами, было до миллиона, допустим, то сейчас будет более 20 миллионов.
Красовский: Уже 20? Тюрков-мусульман? В России?! Кошмар какой!
Собчак: Антон! Что за... вообще?!
Абдураимов: Потому что это не только ваша страна, но это и наша страна.
Собчак: А то, что Россия более авторитарное государство, чем Украина, — это не смущает?
Абдураимов: Нет, не смущает. Наш народ, который прошел огромные испытания и прожил в разных режимах, в том числе и в Средней Азии, я думаю, внесет свой вклад в общую, так сказать, демократизацию.
Собчак: А с чего это в демократизацию он внесет вклад? Вы всегда жили при авторитаризме.
Абдураимов: Но при этом мы умели решать вопросы. Я могу сказать, что мы, не имея никакого государственного управления, сумели самоорганизоваться и «на выселке» в виде национального движения крымских татар, и на сегодняшний день.
Красовский: Странно говорить об этих 20 миллионах тюркоязычных россиян, когда у вас под боком 60-миллионная Турция. Огромная страна.
Абдураимов: Мы это тоже присоединим к авторитарной России и объединим весь тюркский мир одной страной, которую мы называем Тюркским союзом, а другие называют Русским миром. Я вам еще раз говорю, это не только ваша страна, это наша страна в том числе. И мы от своей страны никогда не откажемся.
Собчак: Послушайте, в этой стране, в которую вы вернулись…
Абдураимов: Не «в этой стране». Это наша страна. Мы вернулись в нашу страну.
Собчак: ...В нашей стране вы должны знать, что сейчас очень сильна нелюбовь к чужакам.
Красовский: Поверьте мне, Киев в миллиард раз более интернационалистический город, чем Москва. То есть в Москве прямо в метро бьют черных.
Абдураимов: Понимаете, в чем дело… Есть проблемы, но все проблемы решаемы. У нас, у тюрков, есть пословица: есть только одна проблема, которую не может решить человек, — это его смерть. Мы надеемся, что сумеем решить свои главные проблемы — восстановить доброе имя, вернуть 100 тысяч наших соотечественников, застрявших «на выселке» в Средней Азии, которые никак не могут вернуться. Обустроиться здесь более-менее, для того чтобы выполнять главную миссию человека — плодиться и размножаться.
5. Министр
Нелепое строение 70-х годов, похожее то ли на типографию, то ли на ПТУ, оказалось министерством туризма Крыма. По неуютным ободранным коридорам вереницами бегали разной красоты девушки. Дверь, другая, приемная, в приемной — сразу три миловидные брюнетки. Одна из них, увидев Собчак, распахнула дверь министерского кабинета.
— Ой, Елена Анатольевна ждет вас, проходите.
За столом вместо министра оказалась очередная белозубая красотка. На этот раз — блондинка.
Собчак: Какой-то прямо праздник женской красоты в Крыму. Намерено это или так случайно?
Блондинка, оказавшаяся министром, смущенно улыбнулась.
Красовский: А кто вас всех назначал? Вы работали здесь до новой власти?
Юрченко: Я была вице-мэром Ялты. Потом у меня был перерыв. А потом мне сделали предложение стать министром туризма. Сложное предложение.
Собчак: Почему сложное?
Юрченко: Это самая большая ответственность, какая только может быть. Это же предназначение Крыма — быть туристическим центром.
Собчак: Объясните нам тогда, пожалуйста, почему этим летом лучше поехать в Крым, а не в Сочи или в Одессу?
Юрченко: Наверное, потому, что Крым — это дом для многих россиян. За последний сезон, лето 2013 года, из общего туристического потока в Крыму россияне составили 20-25 процентов.
Красовский: А украинцев?
Юрченко: А украинцы все оставшееся, на самом деле. И совсем небольшой процент составляют зарубежные туристы.
Собчак: Ну и чем Крым лучше, чем, с одной стороны, Одесса для украинцев или чем Сочи для русских?
Юрченко: Вы знаете, Ксения Анатольевна, дело в том, что я очень давно не была в Сочи. У нас такая сейчас задача конкретная: готовиться к туристическому сезону, который уже начался. Поэтому особо никуда не поедешь. Мне кажется, что Сочи — это нечто такое суперклассное, фундаментальное, очень мощное. А у нас есть разное.
Собчак: Может быть, вам будет неприятно. Но вот сегодня, честно говоря, мы остановились в гостинице «Украина». Так там ужасно.
Красовский: Может, потому что название такое. Ужасное.
Юрченко: Мне тоже не очень она нравится. Дело в том, что у нас есть понятие «курортных территорий». Симферополь — это так называемая столица, и она не совсем предназначена для туризма... И дело даже не в этом. Ребята, 23 года в эту структуру не вкладывалось ни копейки.
Красовский: Смотрите, с одной стороны, все говорят, что хохлы ничего не вкладывали, все ужасно, Россия, Россия, Россия! С другой стороны, 65 процентов всех туристов были с Украины. А сейчас будет туристический сезон, и с Украины никого не будет, мы это уже понимаем.
Юрченко: Нет, мы это не понимаем. Это все равно наши люди, это наши родные. Мы с ними прожили и живем с ними. И то, что происходит сейчас в Восточной и Центральной Украине, — это для нас огромная боль, боль членов одной семьи. (На глазах министра выступили слезы.) Если не будет никаких препонов на границе с Украиной…
Собчак: Вопрос не в препонах, а в том, что они, может быть, с точки зрения своих принципов не захотят сюда поехать.
Юрченко: А вот здесь, Ксения Анатольевна, я как раз хочу сказать, что те люди, которые ездили сюда поколениями, все равно приедут, если будет возможность — не перебьешь ничем. Конечно, есть достаточный процент граждан в Украине, которые придерживаются иной точки зрения…
Красовский: Ну, хорошо. В конце концов, действительно, есть Донецк, Луганск, Днепропетровск, которые сюда приедут независимо от настроений на Украине. А у вас есть предположение, что количество русских туристов должно увеличиться?
Юрченко: Конечно.
Собчак: Вот если бы у вас была возможность попросить у президента, например, или у кого-то еще большой бюджет на какую-то целевую туристическую вещь, что бы вы попросили? Что самое главное?
Юрченко: Я уже попросила.
Красовский: И что попросили?
Юрченко: Я внесла предложения в целевую федеральную программу. Совершенно неожиданные, совершенно банальные вещи. Все, что связано с инфраструктурой туристической территории.
Красовский: Дороги?
Юрченко: Нет, это вопросы очистных сооружений, берегоукрепления, мусоропереработки. У нас всего, вслушайтесь в цифры, 825 коллективных объектов размещения — это санатории и гостиницы. Более чем 4,5 тысячи мини-отелей и 14 тысяч квартиросдатчиков, и то две последних цифры я называю «серыми». Патенты мы сейчас только вводим. Мы очень рады этому. Этого, кстати, хотят все. Это те вопросы, которые нужно решать.
Собчак: У меня к вам последний вопрос. Обычно, когда разворачиваются большие программы по туризму, страны и регионы выбирают какое-то лицо, желательно живущее в этих местах или которое их там любит, которое идеально представляет регион. Кто, на ваш взгляд, мог бы представлять Крым из известных людей, от Софии Ротару до…
Красовский: Дмитрия Константиновича Киселева.
Собчак: …Киселева и так далее.
Красовский: Вот Ксения Собчак, например, рекламирует Израиль сейчас.
Собчак: Сейчас не об этом. Кто для вас идеальное рекламное лицо Крыма?
Юрченко: Знаете, я, может быть, сейчас подумаю о критериях и выйду на какое-то лицо. Во-первых, это должно быть очень человечное лицо.
Собчак: Я бы выбрала Софию Ротару. Почему не Софию Ротару?
Юрченко: Однозначно не она!
Собчак: А почему, интересно?
Юрченко: Я склоняю голову перед ее певческим талантом, перед артистизмом, перед ее женственностью. Но, наверное, есть вторая сторона медали, которая мне, как бывшему вице-мэру Ялты, понятна. Поэтому нет.
Собчак: А какая вторая сторона медали?
Юрченко: Я не могу сказать. Есть обязательства, которые не выполнены, есть обязательства, которые переиначены.
Красовский: Хорошо, значит, лицо должно быть очень человечное. Мужчина или женщина?
Юрченко: Женщина. Это даже не обсуждаем.
Собчак: Во-первых, Крым ассоциируется с красивыми женщинами сейчас. Вы очаровательный человек. Я, честно говоря, ожидала встретить тетечку с прической, а вы в таком костюме модном с жабо.
Юрченко: Я пиджак сегодня надела только ради вас. Я хожу в джинсах и в футболке. Я оделась сегодня, потому что меня очень ругают за мой внешний вид, за то, что я как бы очень демократична.
Красовский: Вас надо с Капковым задружить. И вообще как-то двигать по политической линии.
Юрченко: Я вам честно скажу, у меня нет времени для политической карьеры, потому что мне уже достаточно лет.
Собчак: Ладно, давайте вернемся к человечному лицу.
Красовский: Значит, женщина. Не София Михайловна Ротару.
Собчак: Алина Кабаева?
Юрченко: Нет. Во-первых, это должен быть все равно русский человек. Русский… Можно я уже сниму пиджак?
Собчак: Давайте.
Юрченко: Я вам скажу сейчас почему. Вы понимаете, прародительница кто? Богиня Лада. Я говорю о наших богах, о славянских. Считается, что Азов — это рождение богини Лады, и Крым — это святое, это порождение русского духа. Поэтому это однозначно женщина, потому что прародительница. И поэтому человечная.
Собчак: Кто самая человечная русская женщина? Я как журналист требую конкретики. Человечная, сорокалетняя, русская.
Юрченко: Я сейчас скажу такую вещь, раз уж об этом заговорили. Если бы не прошедшие 20 лет, то Наталья Гундарева… Ее уже нет, но это моя любимая актриса, и вот для меня это образ Крыма.
Собчак: Чулпан Хаматова?
Юрченко: Да, может быть.
Красовский: Татарка. Снимаем крымско-татарский вопрос. Мать. Детям помогает. Звезда.
Собчак: Послушай, нельзя Чулпан Хаматову рвать как тузик грелку. Я бы взяла, наоборот, из молодого поколения. Какую-нибудь новую чемпионку, Липницкую. Свежая, новая кровь Крыма, понимаете?
Юрченко: Можно и этот вариант. Но все равно с оттенком материнского подхода. Понимаете? Крым — он сейчас требует элементарной материнской заботы.
Собчак: А кого здесь любят из российских звезд?
Юрченко: Кого любят? Знаете, вот все равно, наверное, накладывает отпечаток изоляция и то, в чем мы варились. Мне даже страшно сейчас. Потому что настолько мы были наточены на совершено другие вещи. Ужас, что творится с нашим мировоззрением и мироощущением.
Красовский: Вы ощущали себя украинской провинцией, что ли?
Юрченко: Да, вы вот сейчас как бы не о нас говорите. А это о нас. Я даже поверить не могу.
Слезы наконец потекли по щекам министра.
Собчак: А можно я вас попрошу нам как-то посодействовать? Мы очень хотим взять интервью с Поклонской, с вашей прокуроршей красивой.
Юрченко: Что-нибудь придумаем. Ее же тоже курировала Ольга Ковитиди, которую сегодня назначили сенатором от нас. Позвоню сейчас.
Юрченко подошла к столу, набрала какой-то номер:
— Привет. Слушай, скажи, во-первых, а кто нас сейчас будет курировать вместо Ковитиди? Шеремет? Силовой блок? Ну вы с ума сошли: ну где туризм, а где силовики? Хватит уже, давайте нас в культуру отдавайте. Во-вторых, как с Наташей Поклонской связаться, тут ее, не поверишь, Ксюша Собчак разыскивает. А? Да? Записываю.
Спустя минуту перед путешественниками лежал еще один телефонный номер, по которому невозможно было дозвониться.
6. Прокурор
— Ну как нам поймать эту Наташу? — по всему было видно, что без встречи с Поклонской Собчак из Крыма не уедет. — Поехали прямо в прокуратуру, там решим.
— Кто ж нас туда пустит? — то ли испуганно, то ли лениво скривился Красовский, спускаясь по выщербленным ступеням министерства туризма.
— Поехали, говорю, — и Собчак затолкнула приятеля в микроавтобус.
Поворот, другой, какое-то дерево, забор. «Где тут прокуратура?» — шофер бесконечно высовывался из окна, не находя дороги.
— Да что ж вы ничего не знаете, — начала возмущаться Собчак. Вы ж местный.
— Я севастопольский, а Симферополь — вообще другой регион, — обиделся водитель. — Вон туда, наверное, надо идти.
У здания через дорогу толпились люди, ворота охраняло пятеро мужчин в камуфляже.
— За мной, — скомандовала Собчак, и Красовский с фотографом покорно побежали за ней.
Увидев Ксению, вежливые люди распахнули ворота.
— Этих тоже пустите, это со мной, мы к Поклонской, — закричала Собчак, и всю группу нелегальных папарацци безропотно пустили на территорию самого охраняемого объекта Крыма.
В здании был еще один пункт охраны.
— Куда идти, знаете? — не потребовав никаких удостоверений, спросил вежливый мужчина.
— Нет, — честно ответила Собчак. Вежливый мужчина растерянно захлопал глазами. Видимо оттого, что и сам не знал дороги.
— Та вам на третий этаж, — крикнула какая-то женщина из коридора. — Поднимайтесь и налево.
Через две минуты диверсионный отряд был уже в приемной прокурора Крыма.
— Ой, — вскочила из-за стола немолодая секретарша. — Это все-таки вы.
— Ой, а как вы сюда прошли? — вскочил с дивана модельной внешности качок с кобурой на боку.
— Мы только от министра туризма, мы вот делаем репортаж, нам очень надо встретиться с Наташей, — залепетала авантюристка Собчак, Красовский тем временем стыдливо переминался с ноги на ногу у двери.
— Ой, ну я не знаю, — сказала секретарша. — Мы сейчас доложим, подождите в зале для совещаний.
— Телефоны только положите вот сюда, в корзинку.
В зале для заседаний стоял огромный овальный стол лакированного дерева, за пустотой стола равнодушно наблюдал висевший на скучной стене портрет президента Путина.
— Ой, Это действительно вы, — в зал вошла невысокая красивая девушка из интернет-роликов. — Так это все-таки, значит, вы звонили?
— Я?! — удивилась Собчак.
— А это разве не вы звонили несколько дней назад?
— Нет, наверное это были пранкеры, я не звонила.
— Панкеры? — удивилась Поклонская.
— Да нет, пранкеры. Это люди, которые звонят чужими голосами или просто специально нарезанные записи ставят и разводят.
— Ну все равно, — недоверчиво посмотрела на Собчак наша няша, — надо с Москвой связаться. Я без разрешения Генеральной прокуратуры не могу давать интервью. Наталья Федоровна, — обратилась Поклонская к строгой неулыбчивой женщине, отработавшей, судя по виду, лет 25 замначальника женской колонии по воспитательной работе, — надо позвонить в Москву.
Женщина, неодобрительно поглядев на москвичей, фыркнула и вышла.
— Ну пойдемте пока ко мне, без записи-то мы можем поговорить, — обрадовавшись редкой возможности остаться без присмотра, сказала Поклонская.
— Наташ, а клип-то вы сегодняшний видели? — по дороге поинтересовался Красовский.
— А что-то новое появилось? — испуганно спросила девушка.
— О, жутко смешное, — обрадовалась возможности развлечь строгую публику Собчак. — Где у вас тут есть интернет?
— Да вот в приемной и есть.
— А мы уже завели, — неожиданно улыбаясь сказал красивый качок. В компьютере заиграла знаменитая теперь композиция «Няш-мяш, Крым наш». Секунд через сорок Поклонская заплакала: «Какая гадость».
— Наталья Владимировна, — успокоил ее красивый качок, — финал будет очень хороший. Добрый финал.
— Да? — моментально успокоилась Поклонская. — Ну, досмотрим. В финале обнимались две круглых человечка, украинский и русский. — И вот сейчас, — неожиданно посмотрела Поклонская на портрет Путина, — этот жовто-блакитный пузырь лопнет.
В приемной повисла тишина.
— Ну пойдемте у меня посидим, пока Наталья Федоровна в Москву звонит.
Краем глаза Красовский увидел, что Собчак схватила из корзинки свой телефон и украдкой сделала пару кадров.
На фотографии, без спроса сделанной Ксенией Собчак на мобильник, Наталью Поклонскую можно видеть лишь на экране компьютера в ее приемной
В кабинете гостей ждало все то, что встречает посетителя в любом русском начальственном присутствии: безвкусная, купленная с двойным откатом помпезная мебель, полутьма тяжелых пыльных штор и улыбающийся Путин на полках, уставленных книгами, которые не собирался читать не то что покупатель, но и продавец.
— Вы знаете, — юркнула маленькая Поклонская в огромное кожаное кресло с пуговками, — я на самом деле так рада, что могу с вами познакомиться, Ксения. И так жалко, что вы вот свой визит не согласовали. Надо было просто прийти, вот завтра будет официальный прием, а там ко мне подойти. И все было бы по протоколу. А так…
В кабинет тихо вошла надзирательница, ставшая к пенсии пресс-секретарем, и молча отрицательно покачала головой. Поклонская испуганно поглядела на нее, потом на Собчак и тихо сказала:
— Ну без диктофона-то можно поговорить, Наталья Федоровна? Пожалуйста.
Злобно зыркнув на Собчак, женщина вышла за дверь. По выправке было видно, что званием Наталья Федоровна никак не меньше комиссара госбезопасности.
Поклонская продолжала восхищенно рассматривать Ксению Анатольевну. Еще вчера главная знаменитость, встречавшаяся на ее пути, был Николай Гнатюк на концерте в честь Дня милиции, и вот Собчак у нее в кабинете умоляет об интервью. Еще чуть-чуть — и она станет плакать, как и все крымчанки, умоляя об этом. Поклонская не верила, что она не во сне.
— А правда, что про вас говорят, — встрял во встречу звезды и поклонницы Красовский, — будто на вас как-то жестоко напали, потому что вы поддерживали какое-то обвинение.
— Ну не совсем все было так. Я действительно обвиняла преступников из группы «Башмаки».
— Это какие-то жуткие бандиты ваши, — оживился Красовский.
— Ну это очень серьезные люди, — задумчиво ответила Поклонская.
— И не боялись? Такая хрупкая девушка, — начала по традиции располагать к себе Собчак.
— Боялась только за ребенка. И тогда дочь ходила с охраной, и сейчас. Привыкла уже.
— А как вы вообще стали прокурором Крыма? Как так случилось? — Красовский покачнулся на кожаном дорогущем кресле.
— Я работала в Киеве в генпрокуратуре. Но сама отсюда. И вот когда начались все эти события на Майдане, когда в Киеве начали на каждом углу кричать эти бандеровские лозунги, мы сидели в соседнем здании с «Беркутом». И я видела, как их кидают на вооруженную толпу фашистов безо всякого оружия. Они говорили: ну дайте нам автоматы, дайте. А им не дали. И бросили просто как пушечное мясо.
Вот так я и решила вернуться.
А потом я сидела на большом совещании в Генпрокуратуре, и выступал такой Мазур, я, знаете…
На этих словах дверь в кабинет распахнулась и на пороге нарисовался серьезный, строгий человек в дорогих очках и сером костюме. За его спиной подпрыгивала повышенная до пресс-секретаря замначальника колонии.
— Наталья Владимировна, на два слова, — тоном, не предполагающим возражений, сказал мужчина. По всему было видно, что в этом здании главный человек — он, а совсем не она.
«Ну все, сейчас обвинят в госизмене и грохнут под Джанкоем», — подумал Красовский, вжавшись в катающееся откатное кресло.
— А в чем, собственно, дело? — заверещала Собчак. — Мы просто сидим, разговариваем. Без диктофона. Никакого интервью.
— Значит проверить, чтоб не было никаких файлов, почистить все носители, все телефоны и проводить до периметра, — невежливо распорядился мужчина в сером костюме. Вежливые качки в приемной виновато выстроились вдоль стен.
Так — вместе с невежливым мужчиной в сером — Россия ворвалась в крымские каникулы наших друзей. Вместо улыбок, извинений, девичьего интереса на пороге стояло что-то холодное, невежливое, безответное, сулившее лишь страх и безнадежность.
— Понимаете, — завел потом за угол Собчак с Красовским качок-провожатый, — просто за Натальей Владимировной охотятся, поэтому такая строгость. Вы уж нас извините.
— Проводите за ворота, — обратился он к какому-то человеку в камуфляже.
— Ой, Ксенечка, а можно с вами сфоткаться? — обрадовался мужчина.
— Какой сфоткаться?! — заорал на него качок. — Вывести немедленно.
— Да подожди ты, — отмахнулся камуфлированный. Я без фотки ее не отпущу. Сделав пару селфи, человек вывел шпионов за оцепленный периметр и только там уже вздохнул: «Ох, из-за вас уже заставили всех 50 раз отжаться. Ну хоть фотку сделал».
Он развернулся и размеренной походкой старого отставника вернулся в этот дом, где в дубовом кабинете осталась сидеть грустная девушка небесной красоты. Которую, как и весь этот поднебесный мир, ждало такое земное и такое неведомое будущее.
Ксения Собчак, Антон Красовский. Сноб
Фото: Дмитрий Смирнов.